Огонь. Ясность. Правдивые повести - Страница 204

К оглавлению

204

Человеческая сила не могла уже остановить вереницу вагонов, которые неудержимо катились в бездну. Среди ужасающего грохота и густых клубов пара, — ибо машинист тормозил, тормозил из последних сил, — стальное чудовище, уже не повиновавшееся руке человека, неотвратимо влекло вперед пятьдесят тысяч килограммов металла и тридцать тысяч килограммов человеческой плоти, — и наконец огонь охватил все его суставы.

От мчавшихся вихрем черных домиков сыпались искры, потом они запылали, и головокружительной кометой поезд пронесся мимо вокзала Сен-Мишель-де-Мориен.

Те, кто был заперт в раскаленных докрасна стальных клетках, среди дымящегося дерева, те, кого словно замуровала сверхъестественная скорость, — пять сотен счастливцев, спасшихся от ужасов Пиавы, поняли наконец, что означает эта скачка смерти. Кулаками вышибали вагонные дверцы, но их вжимало обратно вихрем разгона. Многие все-таки выскочили прямо в ночь и бездну. Все до одного они погибли, и бесконечной гирляндой тянулись их искромсанные трупы вплоть до того места на склоне горы, где с математической точностью должно было исчерпать себя бедствие.

Этим местом и оказался крутой поворот, ведущий к железнодорожному мосту, неподалеку от станции Сен-Мишель. Взвихренный куб, метеор, начиненный человеческой плотью, как выпущенный из пушки снаряд, сделал поворот и уткнулся в землю. Паровоз рухнул набок. Один за другим наталкивались на него вагоны и, подскакивая на камнях, скатывались в бездну и так висели от парапета моста до самого дна пропасти. Весь поезд чудовищно вздыбился. Эту пирамиду, мгновенно построившуюся из обломков вагонов, охватило пламя, и она запылала, как гигантский костер.

Костер вскоре угас. Позже из-под пылающих в ночи обломков было извлечено полтораста раненых, многие из них получили тяжелые увечья. А все остальные превратились в обуглившиеся трупы — трупы трехсот пятидесяти солдат, которые с веселым сердцем ехали домой хоть немного отдохнуть перед тем, как снова вернуться к своей проклятой судьбине.

Ужасающие подробности «происшествия» в Сен-Мишель-де-Мориен были на следующий день опубликованы в газетах. Ими зачитывались добрые граждане, которые мирно сидели у камелька — ногам тепло, на сердце спокойно, пусть где-то там идет война, — столь же безмятежные и душой и телом, как те главные начальники, что приказали машинисту трогаться в путь. Впрочем, этим последним никто не осмелился докучать расспросами, и многие из них со временем получили крупные чины и повышение.

А мы, которые называем вещи своими именами, мы не смеем забывать об этом происшествии.

Как мстят солдатам
Перевод Н. Жарковой

— Значит, они взбунтовались, говорите вы?

— Да, несколько полков. Было это в Суассоне в тысяча девятьсот семнадцатом году.

— Отчего же они взбунтовались?

— Просто это были плохие французы. Они говорили, что с них хватит, что войну, мол, затеяли министры, правительство и богачи, что пусть все франко-прусские спекулянты сами улаживают дела как знают, — словом, повторяли разные революционные бредни.

— А что они сделали?

— Арестовали своих офицеров. Да, да, мосье, они решились арестовать офицеров.

— И что же, офицеров били, оскорбляли?

— Нет, но их посадили под замок в пустые дачи. Потом бунтовщики прокололи шины у автомобилей. Они даже выставили пулеметы, чтобы защищаться. Но стрелять не стали. Их удалось окружить, потом их разоружили. И отобрали двести пятьдесят человек.

— Почему именно двести пятьдесят?

— Больше было бы, пожалуй, чересчур, а меньше было бы, пожалуй, недостаточно.

Этим двумстам пятидесяти бунтовщикам, выбранным наудачу, было предложено погрузиться в автомашины. Они уселись в грузовики. Они смеялись как-то невесело. Их, видите ли, катали с утра до самого вечера.

— Как так катали?

— То есть их просто возили вперед и назад, кружили по проселочным дорогам, надо было их запутать, чтобы они не знали, где находятся. Вечером мы остановились…

— Как мы? Значит, вы были вместе с ними?

— Конечно, был с ними, только не в числе этих двухсот пятидесяти, я их сопровождал.

Они стояли и ждали. Время шло. Наконец офицер сказал: «Надо бы все-таки записать их имена — на всякий случай». — «Сообщите ваши имена и фамилии, сейчас будут вино выдавать», — сказал тогда другой офицер. Они назвали свои фамилии; ну, а вина так и не дождались.

Когда наступила ночь, их повели прямо полями; то и дело приходилось перепрыгивать через рвы, откуда торчали человеческие головы и щетинились штыки. Когда мы миновали последний ров, их провели еще немножко вперед. Кто-то скомандовал потом: «Стой!» — и их усадили прямо на землю тесно-тесно, плечо к плечу.

«Сидеть, — сказали им, — держаться локоть к локтю, а главное, не шевелись». Сверх того, передали по цепочке приказ: «Гляди вперед. Зорче гляди!»

Этот приказ был отдан с той целью, чтобы они не могли видеть, как их конвоиры осторожненько уползли прочь и потихоньку выбрались туда, где стояли грузовики.

И вот тишина и одиночество спустились на эту толпу, и двести пятьдесят пар глаз напряженно вглядывались в темноту, туда, где каждый вечер неясным пунктиром обозначались разрывы снарядов.

А сзади тем временем не дремали. Звонок по телефону, и готово. Наши батареи получили приказ пристреляться и сосредоточить огонь на группе людей у такой-то высоты, вблизи передовой линии, каковую предупредительно и со всей точностью указала сигнальная ракета, изящно прочертившая небо.

204