Нефтеносное поле все целиком оказалось на территории индейцев. Как ни крути, как ни верти — полная их собственность, даже по американским законам, к несчастью, писанным.
Дело было в тысяча девятьсот седьмом году. Я повернул оглобли, не забыв, конечно, захватить размеченную карту, планы, и опять заявился туда, притащив с собой своего брата Тома Пью, — правда, мы с ним из-за этих дел потом рассорились на всю жизнь. (Говорили, будто я его обокрал, но это чепуховое обвинение, наплевать мне на него, да теперь уж и срок давности истек, беспокоиться нечего.) Кроме брата, еще приехали со мной большие тузы.
Да, прибыли самолично важные шишки — из тех, кто в сей земной юдоли творит любые чудеса при помощи двух талисманов, умещающихся в боковом кармане, — вечного пера и чековой книжки. Маги, волшебники, финансисты, магнаты! Ну, что такое перед ними Билль Пью? Червяк!.. Да разве я посмел бы водить их за нос, как всех этих полицейских комиссаров, судебных следователей и прочую шушеру?.. Тут уж я был тише воды, ниже травы. Клянусь честью!
Приехали они, осмотрелись, прикинули, подсчитали, и вдруг все разом, как по команде, привычным жестом вынули чековые книжки: надо было столковаться с индейцами, бесспорными, законными владельцами месторождения. Но, представьте себе, — краснокожие, оказывается, уже пообтесались, пообтерлись и стали настолько цивилизованными, что понимали свою выгоду. Они смекнули, что им нет никакого расчета продать свои права раз и навсегда, — сообразили, что сколько им ни дадут, а товару их другая цена — много дороже, хотя он еще никому не видим, прячется под землей и учуять его можно только по запаху. Индейцы уже постигли основное правило цивилизованного мира: наилучшая сделка — участие в прибылях.
Эх, жалкие глупцы, если б они знали, как это «участие» для них обернется, какую тут устроят комбинацию!.. Да что ж это я забегаю вперед? Вздумал конец рассказывать раньше начала.
Краснокожие упрямы как черти и решений своих не меняют. Если уж они что-нибудь втемяшат себе в башку — их не переубедишь. Идолы, сущие идолы! Как вот те расписанные зеленым и красным топорные деревяшки, которые украшают входы в их вигвамах. Мы и так и сяк — нет, уперлись! Спокойно, терпеливо твердят свое: «Делить прибыль, делить прибыль», — будто и не слышат наших уговоров. А уж как мы старались (и я, конечно, тоже), как их улещали, как обхаживали, чтоб они согласились сунуть лапы в капкан добрых господ американцев! Ничего не помогло, пришлось сдаться. Мы клянем их, чертыхаемся, а они только улыбаются. Что поделаешь — составили договор на эксплуатацию нефтеносного месторождения с участием его владельцев в прибылях компании.
Всех этих владельцев перечислили в договоре, их оказалось двадцать шесть человек. Вот уж была умора: глядишь — рядом с подписями знаменитейших, почтеннейших особ, королей финансового мира и тяжелой промышленности стоят закорючки каких-то смехотворных имен — Джордж Большое Сердце, Вилли Орлиный Глаз и так далее, — длинный столбец.
Мешкать не стали, сразу начали разработку. В индейскую резервацию нагнали целую армию шустрых хватов: инженеров, дельцов, коммерческих агентов, головорезов-стражников, привезли артели рабочих-нефтяников, каменщиков, плотников и прочих строителей, и, как полагается армии в походе, за ней потянулись интендантские обозы и службы — целые отряды кормильцев и утолителей жажды нашего полчища. На пустынной равнине, где еще, можно сказать, накануне я собственными своими глазами видел бизонов и оленей, повыскакивали, будто шампиньоны на навозе, домики и бараки, — словом, вырос большущий поселок, целый город. Пооткрывались всякие конторы, агентства, мастерские, гостиницы с общими номерами первого, второго и третьего разряда, как спальные каюты трех классов на больших пароходах; заработала меняльная лавка, а в нее поставили таких же здоровенных парней, как в полицейский участок и в питейные заведения (тогда в Соединенных Штатах сухого закона еще не ведали и в тавернах подавали все, чего твоя душа просит).
Ну-с, так. Случались в поселке драки, выкрали раз у индейцев какую-то юную и миловидную скво; бывали и побоища, которые полисмены усмиряли объединенными усилиями, устроили однажды линчевание негра, — словом, все пошло, как водится у белых, в больших американских городах, центрах цивилизации. Представьте — иные индейцы даже переняли наши вкусы и привычки, научились бражничать и дебоширить, а белые сочли вполне уместным распоясаться вовсю, потому что с дикарями-индейцами стесняться нечего. Убедительный пример взаимопроникновения двух миров. Впрочем, оставим высокую философию.
Добычу нефти пустили на полный ход. Месторождение оказалось богатым и как будто неистощимым. По всей равнине торчали нефтяные вышки, словно леса на постройке огромного города; черное золото выкачивали из скважин и гнали по трубам целыми реками, целыми потоками, а его все не убывало.
Зато в руки краснокожих хозяев по денежным каналам побежали пачки кредиток: бегут к ним доллары год за годом, а хозяев этих по-прежнему двадцать шесть.
Но вот в один знаменательный день далеконько от промыслов, в Нью-Йорке, высочайшем святилище, в некоем рабочем кабинете, где стоял письменный стол и на нем телефон, некий джентльмен (имени его не дерзну произнести всуе), разбирая счета и телеграммы, сказал:
— За пятнадцать лет — сто шестьдесят один миллион баррелей неочищенной нефти; туземцам, владельцам месторождения, выплачено тринадцать миллионов долларов. Эти люди здесь лишние.